Все публикации Все публикации автора
Сила простоты (Бюро “Шнайдер+Шумахер”)
Петр Кудрявцев, Современный дом, 2005
Архитектурный мир сошел с ума — и это еще раз доказала Венецианская архитектурная биеннале, где были представлены самые невероятные объекты, новые реальности, лихо закрученные криволинейные поверхности. Даже макеты последних звездных проектов способны до краев наполнить вас пространственными ощущениями — что уж говорить о реализациях. Передастся ли эта насыщенность и сложность городу? Превратится ли он в многоуровневую гиперболизированную среду без пространственных ориентиров и четкой логики построения? Сможем ли мы жить в подобном мире? Сегодня лишь немногие архитектурные бюро имеют чувство меры, и уж совсем единицы делают ее основой своей философии.
В отличие от бурных 20-х годов прошлого века, искатели идеальной формы в начале XXI века оказались в меньшинстве. Фактически, они выпадают из направления “звездной архитектуры”, призванной поражать воображение изощренностью пространственных построений и размерами вложенных в проект средств. Подобные бюро словно молчуны в орущей толпе. Такая же аналогия подходит и для их творений — ни одно из них, независимо от размера, никогда хамовато не заявит о себе: “Посмотрите, как я хорош”. Простая логика, ясные цели, четко сформулированная идеология вместе с немецкой педантичностью и иронией, присущей истинным космополитам, сделали архитектурное бюро “Шнайдер+Шумахер” одним из ведущих в Германии. А как вы догадываетесь, это совсем не легко. Прежде всего, в их зданиях удивляет внимание к мельчайшим деталям, и оконную систему или элемент фасада можно рассматривать часами. Их постройки — машины, но не безликие, а наделенные сотней полезных функций: экономить электроэнергию и воду, дать максимальный комфорт постояльцу отеля, поддерживать определенную температуру в офисном помещении. Среди этих полезных свойств встречаются и далеко не прагматические — удивить прохожего звездным небом на глухой бетонной стене или огромным отражением исторических домов в полностью стеклянном фасаде. Тил Шнайдер и Михаэль Шумахер могут наделить здание обычного склада почти человеческим качеством — возможностью менять настроение с помощью освещения, предлагая каждому проходящему мимо полюбоваться умиротворяющим мерцанием десятков продолговатых ламп. Ощущения, которые дарят эти милые мелочи, отличаются от современных средств психологического воздействия архитектуры на зрителя так же, как спецэффекты “Космической одиссеи 2001” от “Матрицы”. Их достаточно, чтобы привлечь ваше внимание, и они не становятся основой проекта и не способны затмить саму форму здания, которую это архитектурное бюро из Франкфурта доводит до совершенства. Перечисленные эффекты — лишь легкие штрихи к высокотехнологичному сооружению, четко выполняющему свою функцию.
Бюро “Шнайдер+Шумахер” впервые серьезно заявило о себе в 1995 году, построив в Берлине на Потсдаммерплац Info-Box — впоследствии это название стало именем нарицательным. На полутора тысячах квадратных метров выставочного пространства была размещена самая разнообразная информация об амбициозных планах берлинского строительного комплекса. Info-Box посещало более миллиона человек в год — такой популярности могут позавидовать многие музеи мира. И снова здание представляет собой правильную геометрическую форму — параллелепипед, поднятый над землей на семь метров. С пристрастия этого бюро к простоте в формообразовании мы и начали разговор с Тилом Шнайдером и архитектором бюро Кристин Дёрчл, приглашенными в Москву руководителем школы-студии “ЭДАС” Владиславом Кирпичевым.
Весь XX век был посвящен поискам совершенной формы, но в начале 90-х архитекторы снова заговорили о сложных, многоплановых построениях. Очертания зданий становятся все более изощренными. Однако ваши проекты представляют собой простые формы — цилиндры, кубы, призмы. Почему?
Тил Шнайдер: — На мой взгляд, простая форма сама по себе достаточно сложна и интересна. Мы занимаемся поиском форм, которые давали бы новое качество пространства. И, прежде всего, для нас имеет значение возможность различной интерпретации здания, особенности его восприятия изнутри и снаружи.
Начиная работать над заказом, вы уже представляете себе окончательную форму постройки?
Т. Ш.: — Нет, обычно она определяется в процессе проектирования. Мы не пытаемся навязать клиенту простую форму, уже потом подделывая ее под поставленную задачу и контекст. Наше бюро одновременно разрабатывает и концепцию, и детали здания — эти два параллельных направления работы влияют друг на друга. Детали столь же важны, как и общая идея постройки, поэтому мы стараемся проектировать все, до мельчайших элементов интерьера.
Насколько я понимаю, это входит в концепцию “поэтического прагматизма”, которая лежит в основе работы вашего бюро…
Т. Ш.: — Да, так мы назвали наш философский подход к работе. Речь идет не только о простоте и доступности формы — она должна стать уникальным решением задачи как с точки зрения функции, так и контекста. Мы хотим, чтобы у зданий было множество смыслов, как, например, у нашего первого крупного проекта — “информационного контейнера” Info-Box. Прежде всего, эта постройка — символический мост между Восточным и Западным Берлином. Она напоминает и красный кирпич — очень простой строительный элемент. Ее цвет символизирует “советское прошлое” восточной части города, и в то же время именно такой оттенок используется в Германии для дорожного знака “Стоп”. В середине 90-х на месте Потсдаммерплац был пустырь, а потом большая строительная площадка. Info-Box для многих стал простым и ярким символом изменений, происходящих в Берлине и, в частности, на этой площади.
Стивен Холл для описания своего метода проектирования использует понятие “компрессия”, примером которого может быть стихотворение — берутся самые необходимые слова и составляются в некую структуру. В этом есть нечто похожее на ваш “поэтический прагматизм”?
Т. Ш.: — Скорее нет, наши теоретические подходы различны. Прежде всего, мы исследуем исходные данные — контекст, задание на проектирование. Это похоже на создание скульптуры: результат уже есть в каменной глыбе, наша задача — отсечь лишнее.
Можно сказать, что каждое ваше здание — это символ, знак?
Кристин Дёрчл: — Часто выходит именно так. Например, как в случае с Info-Box или башней в Вестхафене, которая теперь считается одной из знаковых построек Франкфурта. А, скажем, здание склада ERCO стало символом этой компании, специализирующейся на системах освещения.
Т. Ш.: — При его проектировании мы не концентрировались на каком-то особенно изощренном методе или дорогих элементах — взяли самые обычные материалы, которые используются для складских помещений, и придумали неординарные способы их применения, связанные со светом. Девиз ERCO — “Мы продаем свет, а не оборудование”, и нам пришлось найти его архитектурную интерпретацию. На фасаде мы использовали ребристое стекло, за которым расположили лампы. Каждые 25 минут световая схема меняется — кажется, будто здание спит. Однако это обычный склад, который хорошо функционирует.
Всегда ли вы можете сформулировать основную идею здания в простой форме, несколькими словами?
Т. Ш.: — Да, и в этом все дело. Мы ищем доступные формулировки для простоты коммуникации. Время летит очень быстро, и идеи должны быть простыми, чтобы без проблем донести их до девелоперов, строителей, архитектурных критиков. Тогда замыслы можно быстро реализовать. В процессе возведения дома участвует большое количество людей, и многим из них приходится доказывать свою правоту.
В наше время недостаточно просто спроектировать интересную форму — ее необходимо объяснить. При этом формы превращаются в бренды, переходя из одного проекта в другой. Однако в ваших работах непросто найти повторяющиеся элементы…
Т. Ш.: — Это наш путь — нас больше интересует стратегия, а не формальная сторона дела. Конечно, проекты Гэри, Хадид или Куп Химмельблау намного проще отличить от других. Но мы не хотим, чтобы нашу архитектуру определяли с точки зрения формализма.
Интересно, что известность вам принес Info-Box, ставший символом перехода от индустриальной эры к информационной. Чувствуете ли вы подобное изменение?
Т. Ш.: — Не думаю, что это как-то серьезно коснулось архитектуры.
К. Д.: — Влияние информационной эры мы понимаем не как включение в проект дополнительных элементов вроде экранов или табло с бегущей строкой. Здания сами должны уметь говорить, рассказывать о себе, что важно для корпоративного стиля многих компаний.
Т. Ш.: — Люди должны чувствовать взаимосвязь друг с другом и с самим зданием. Я бы назвал это неформальным обменом смыслами.
Действительно, вы построили немало офисных комплексов для крупных фирм. Каким образом вы выражаете их корпоративный дух?
Т. Ш.: — Например, фасад рекламного агентства J. Walter Thompson фактически является одной большой витриной, присоединенной к основному зданию. Мы использовали стекло, которое применяется для подобных целей в обычных магазинах. Теперь работники агентства используют “витрину” по прямому назначению. Как только они начали рекламную кампанию нового “Ягуара”, в витрине появился большой плакат с этим автомобилем. На Новый год они расставляют здесь елки. К тому же стеклянный фасад защищает офис от уличного шума и служит буфером холодному воздуху и жарким солнечным лучам.
Для компании “Браун” мы решили сделать проект, в основе которого лежала бы очень простая идея, а само здание должно было стать высокотехнологичным. Эта фирма хорошо известна своим инновационным подходом к дизайну. Мы разработали специальную конструкцию потолков и фасадов с оконной системой, способной реагировать на изменения погоды, поддерживая хорошие условия внутри помещений и снижая расходы на коммунальные услуги. В здании нет даже радиаторов, в нем всегда комфортная температура, даже если на улице мороз или жара.
Ваш самый крупный проект — комплексная застройка района Вестхафен во Франкфурте, реализация которого уже близится к завершению. Насколько я понимаю, планировочной основой проекта стала река Майн?
Т. Ш.: — Долгое время Майн отвергалась как элемент городского ландшафта и использовалась только для судоходства. В середине XX века вдоль реки появились набережные, парки, связанные друг с другом в небольшие районы, одним из которых стал Вестхафен (Западный порт). Он уже давно не используется по назначению и хотя расположен всего в километре от центра Франкфурта, со временем потерял былую значимость для жителей Франкфурта. Власти решили возродить эту территорию и провести ее комплексную застройку жилыми и офисными зданиями.
В этом месте сходятся три зоны — каменная набережная, парк и жилые постройки. Мы посчитали, что между ними должно быть некое связующее начало, и так же, как в традиционном японском саду, предложили поставить здесь три символа. Ими стали башня в форме цилиндра, дом-мост и треугольное в плане офисное здание, формой напоминающее корабль и фланкирующее ряд жилых домов. Объемы образовали своеобразную входную группу.
Три постройки так не похожи друг на друга. С чем это связано?
Т. Ш.: — Цилиндрическая форма самой высокой из них — напоминание о старинных городских башнях, предваряющих въезды в город. Однако внутри башни скрывается прямоугольная форма, более подходящая для офисного пространства. Преимущество расположения “квадрата в круге” в том, что между фасадом и внутренним объемом расположены четырехэтажные оранжереи, используемые для естественной вентиляции помещения. Здесь же находятся пандусы и лестницы.
Окна на фасаде могут автоматически открываться — есть различные “сценарии” для соответствующей погоды. Эта система обеспечивает постоянную комфортную атмосферу внутри здания. Если нет дождя или сильного ветра, окно можно открыть и самому, причем, если погода ухудшится, оно автоматически захлопнется. Кстати, еще мы использовали особую систему резервуаров с речной водой для охлаждения зданий в летнее время и обогрева зимой.
Энергосберегающие технологии сегодня становятся все более популярными. Они действительно необходимы или это просто дань моде?
Т. Ш.: — В случае с башней описанный прием избавляет здание от дорогостоящих систем кондиционирования и принудительной вентиляции. К тому же треугольные окна очень необычно выглядят на фасаде.
Все это удорожает проект. Как вы объясняете клиенту необходимость использования подобных технологий? Сколько времени должно пройти, чтобы девелопер окупил свои затраты, экономя на эксплуатации зданий?
Т. Ш.: — В Германии — от 10 до 15 лет. Конечно, многое зависит от стоимости электроэнергии и иных коммунальных платежей.
К. Д.: — Для девелоперов все упирается в экономический интерес. Им важно сдать офисные помещения как можно дороже, а участники тендеров на аренду заинтересованы в низких коммунальных расходах. Вообще, сегодня в Европе расходы на эксплуатацию рассчитывают так же тщательно, как и суммы, затраченные на само строительство. Экологические нормы становятся все жестче и жестче.
Форма башни подразумевает использование очень дорогого гнутого стекла…
Т. Ш.: — Именно поэтому мы решили использовать обычное стекло, но треугольной формы — это существенно удешевило проект. Поверхность фасада получилась довольно оригинальной, мы назвали ее “змеиной кожей”. В башне отражается город, небо, река — получаются интересные визуальные эффекты. К тому же горожане называют здание “самым большим бокалом для сидра” — действительно, оно напоминает традиционный стакан для этого напитка. Мы даже и не думали о подобной ассоциации, но она еще раз доказывает, что форма подходит месту.
А чем определена необычная ребристая структура жилых зданий?
Т. Ш.: — За линией жилых домов находится электростанция, соседство с которой, как вы понимаете, не очень нравится потенциальным покупателям дорогих квартир. Поэтому окна в домах расположены “елочкой” и обращены в сторону реки, что и определило форму построек. Из-за плохого грунта гаражи нельзя было устроить под землей, поэтому мы их разместили между жилыми домами и электростанцией — получился дополнительный буфер.
Неужели нашлось много желающих жить рядом с электростанцией?
К. Д.: — Знаете, более половины квартир уже сданы. Однако рядом с нашей башней расположено обычное офисное здание, которое практически полностью пустует. Думаю, что с помощью архитектуры нам удалось привлечь клиентов в этот район.
Почему один из этих домов вы назвали “мостом”?
Т. Ш.: — Не только из-за его внешнего вида — дело в структуре здания. Здесь очень плохой грунт, и есть только две точки, на которых можно установить опоры, поэтому постройка структурна и является мостом.
К. Д.: — Кстати, подобный подход мы использовали и при реконструкции офисного здания на Юнгхофштрассе во Франкфурте. Заказчик предложил реконструировать это невысокое сооружение с внутренним двором. Его построили после войны, несущие конструкции очень слабы и не в состоянии удерживать вес дополнительных перекрытий. При этом постройку окружают небоскребы, с которых открывается довольно неприглядный вид на ее крышу. Мы решили сделать “пятый фасад”, другими словами, новую кровлю. Получившаяся структура “работает” наподобие моста — своды держат несколько арок, опоры которых находятся на разных углах здания. Получились очень интересные интерьеры и видовые точки из внутреннего двора.
Внутренние дворы стали одной из составляющих многих ваших проектов. Зачастую они принимают весьма необычные формы…
Т. Ш.: — Нам просто не хочется, чтобы из двора вы видели только работающих людей. Например, здание Eurohypo в плане похоже на два пересекающихся зигзага. Из-за такой неординарной формы внутренние дворы не изолированы от улицы, и в комбинации с прозрачными двухуровневыми зимними садами они формируют хорошие видовые точки. Обычно мы закладываем в проект и то, что увидят служащие и посетители офиса из своих окон и дворов.
Комплексы зданий, спроектированные вами, часто строятся на контрасте. В частности, стеклянный фасад офисного здания Cubus резко отличается от глухого монолита стены низкоэтажного отеля, соединенного с ним переходом. Зачем понадобилось подобное противопоставление?
Т. Ш.: — Ответ прост: мы старались сделать так, чтобы служащие офисов не могли наблюдать за частной жизнью постояльцев отеля. Но чтобы как-то разнообразить серый бетон, в местах, где были расположены стяжные стержни опалубки, мы вставили стеклянные трубки со светодиодами. Получился необычный эффект — ночью кажется, что на фасаде мерцают звезды, а днем в помещение через них проходят маленькие солнечные лучи.
Офис корпорации KPMG — первое здание с полностью стеклянным фасадом в историческом центре Лейпцига. Насколько сложно согласовывать подобные проекты?
Т. Ш.: — Проект прошел семь комиссий, и практически на каждой приходилось вести серьезные дискуссии. Участок окружен домами постройки рубежа XIX–XX веков, и особенно сложно было согласовать здание с комиссией по охране наследия — они выступали категорически против. Однако сооружение удалось очень хорошо вписать в застройку, которая отражается в полностью стеклянных плоскостях фасада. Теперь комиссии приводят наш проект в пример.
Вы учились у Питера Кука, одного из самых почитаемых архитектурных визионеров. Что можно сказать про его стиль преподавания?
Т. Ш.: — Мы и с Михаэлем считаем Кука лучшим учителем. У него был особенный подход к обучению студентов. Прежде всего он обращал внимание на то, что их интересует, никогда не навязывал свои идеи и всегда поддерживал наши начинания. Это очень профессиональный и правильный подход.
“Поэтический прагматизм” оказался чрезвычайно эффективной стратегией для “Шнайдер+Шумахер”. Однако как этим архитекторам удается быть поэтами и прагматиками одновременно? Думаю, это возможно, если чувствуешь нюансы слога, даже когда нет четкой рифмы, и проектируешь здание, экономящее электроэнергию, даже имея достаточно скромный бюджет. Особенно интересно, когда принципы “поэтического прагматизма” реализуются в градостроительстве, в комплексной застройке района. Тогда простые объемы зданий-символов составляются в композиции, а послания, которые несет каждое из них, складываются в единый текст, и практически любой может его расшифровать. Однако лишь тот, кто проведет долгое время в созерцании построек, поймет их глубинный смысл. Здания по проектам Тила Шнайдера и Михаэля Шумахера идеальны для медитации — как горы или долины. И как горы или долины, они всегда были на своих местах. Подобная архитектура — это градостроительный ландшафтный дизайн, просто, в отличие от сторонников бионических направлений, Шнайдер и Шумахер доводят природные формы до совершенства. Они возвращают город к его первоистокам и делают это спокойно, уверенно, не спеша. Пока их совершенные ландшафты можно встретить только в Германии. Но сейчас эти талантливые архитекторы в расцвете сил и уже реализовали первый крупный градостроительный проект, который стал символом идейной простоты, глубины смысла и совершенства исполнения.
В отличие от бурных 20-х годов прошлого века, искатели идеальной формы в начале XXI века оказались в меньшинстве. Фактически, они выпадают из направления “звездной архитектуры”, призванной поражать воображение изощренностью пространственных построений и размерами вложенных в проект средств. Подобные бюро словно молчуны в орущей толпе. Такая же аналогия подходит и для их творений — ни одно из них, независимо от размера, никогда хамовато не заявит о себе: “Посмотрите, как я хорош”. Простая логика, ясные цели, четко сформулированная идеология вместе с немецкой педантичностью и иронией, присущей истинным космополитам, сделали архитектурное бюро “Шнайдер+Шумахер” одним из ведущих в Германии. А как вы догадываетесь, это совсем не легко. Прежде всего, в их зданиях удивляет внимание к мельчайшим деталям, и оконную систему или элемент фасада можно рассматривать часами. Их постройки — машины, но не безликие, а наделенные сотней полезных функций: экономить электроэнергию и воду, дать максимальный комфорт постояльцу отеля, поддерживать определенную температуру в офисном помещении. Среди этих полезных свойств встречаются и далеко не прагматические — удивить прохожего звездным небом на глухой бетонной стене или огромным отражением исторических домов в полностью стеклянном фасаде. Тил Шнайдер и Михаэль Шумахер могут наделить здание обычного склада почти человеческим качеством — возможностью менять настроение с помощью освещения, предлагая каждому проходящему мимо полюбоваться умиротворяющим мерцанием десятков продолговатых ламп. Ощущения, которые дарят эти милые мелочи, отличаются от современных средств психологического воздействия архитектуры на зрителя так же, как спецэффекты “Космической одиссеи 2001” от “Матрицы”. Их достаточно, чтобы привлечь ваше внимание, и они не становятся основой проекта и не способны затмить саму форму здания, которую это архитектурное бюро из Франкфурта доводит до совершенства. Перечисленные эффекты — лишь легкие штрихи к высокотехнологичному сооружению, четко выполняющему свою функцию.
Бюро “Шнайдер+Шумахер” впервые серьезно заявило о себе в 1995 году, построив в Берлине на Потсдаммерплац Info-Box — впоследствии это название стало именем нарицательным. На полутора тысячах квадратных метров выставочного пространства была размещена самая разнообразная информация об амбициозных планах берлинского строительного комплекса. Info-Box посещало более миллиона человек в год — такой популярности могут позавидовать многие музеи мира. И снова здание представляет собой правильную геометрическую форму — параллелепипед, поднятый над землей на семь метров. С пристрастия этого бюро к простоте в формообразовании мы и начали разговор с Тилом Шнайдером и архитектором бюро Кристин Дёрчл, приглашенными в Москву руководителем школы-студии “ЭДАС” Владиславом Кирпичевым.
Весь XX век был посвящен поискам совершенной формы, но в начале 90-х архитекторы снова заговорили о сложных, многоплановых построениях. Очертания зданий становятся все более изощренными. Однако ваши проекты представляют собой простые формы — цилиндры, кубы, призмы. Почему?
Тил Шнайдер: — На мой взгляд, простая форма сама по себе достаточно сложна и интересна. Мы занимаемся поиском форм, которые давали бы новое качество пространства. И, прежде всего, для нас имеет значение возможность различной интерпретации здания, особенности его восприятия изнутри и снаружи.
Начиная работать над заказом, вы уже представляете себе окончательную форму постройки?
Т. Ш.: — Нет, обычно она определяется в процессе проектирования. Мы не пытаемся навязать клиенту простую форму, уже потом подделывая ее под поставленную задачу и контекст. Наше бюро одновременно разрабатывает и концепцию, и детали здания — эти два параллельных направления работы влияют друг на друга. Детали столь же важны, как и общая идея постройки, поэтому мы стараемся проектировать все, до мельчайших элементов интерьера.
Насколько я понимаю, это входит в концепцию “поэтического прагматизма”, которая лежит в основе работы вашего бюро…
Т. Ш.: — Да, так мы назвали наш философский подход к работе. Речь идет не только о простоте и доступности формы — она должна стать уникальным решением задачи как с точки зрения функции, так и контекста. Мы хотим, чтобы у зданий было множество смыслов, как, например, у нашего первого крупного проекта — “информационного контейнера” Info-Box. Прежде всего, эта постройка — символический мост между Восточным и Западным Берлином. Она напоминает и красный кирпич — очень простой строительный элемент. Ее цвет символизирует “советское прошлое” восточной части города, и в то же время именно такой оттенок используется в Германии для дорожного знака “Стоп”. В середине 90-х на месте Потсдаммерплац был пустырь, а потом большая строительная площадка. Info-Box для многих стал простым и ярким символом изменений, происходящих в Берлине и, в частности, на этой площади.
Стивен Холл для описания своего метода проектирования использует понятие “компрессия”, примером которого может быть стихотворение — берутся самые необходимые слова и составляются в некую структуру. В этом есть нечто похожее на ваш “поэтический прагматизм”?
Т. Ш.: — Скорее нет, наши теоретические подходы различны. Прежде всего, мы исследуем исходные данные — контекст, задание на проектирование. Это похоже на создание скульптуры: результат уже есть в каменной глыбе, наша задача — отсечь лишнее.
Можно сказать, что каждое ваше здание — это символ, знак?
Кристин Дёрчл: — Часто выходит именно так. Например, как в случае с Info-Box или башней в Вестхафене, которая теперь считается одной из знаковых построек Франкфурта. А, скажем, здание склада ERCO стало символом этой компании, специализирующейся на системах освещения.
Т. Ш.: — При его проектировании мы не концентрировались на каком-то особенно изощренном методе или дорогих элементах — взяли самые обычные материалы, которые используются для складских помещений, и придумали неординарные способы их применения, связанные со светом. Девиз ERCO — “Мы продаем свет, а не оборудование”, и нам пришлось найти его архитектурную интерпретацию. На фасаде мы использовали ребристое стекло, за которым расположили лампы. Каждые 25 минут световая схема меняется — кажется, будто здание спит. Однако это обычный склад, который хорошо функционирует.
Всегда ли вы можете сформулировать основную идею здания в простой форме, несколькими словами?
Т. Ш.: — Да, и в этом все дело. Мы ищем доступные формулировки для простоты коммуникации. Время летит очень быстро, и идеи должны быть простыми, чтобы без проблем донести их до девелоперов, строителей, архитектурных критиков. Тогда замыслы можно быстро реализовать. В процессе возведения дома участвует большое количество людей, и многим из них приходится доказывать свою правоту.
В наше время недостаточно просто спроектировать интересную форму — ее необходимо объяснить. При этом формы превращаются в бренды, переходя из одного проекта в другой. Однако в ваших работах непросто найти повторяющиеся элементы…
Т. Ш.: — Это наш путь — нас больше интересует стратегия, а не формальная сторона дела. Конечно, проекты Гэри, Хадид или Куп Химмельблау намного проще отличить от других. Но мы не хотим, чтобы нашу архитектуру определяли с точки зрения формализма.
Интересно, что известность вам принес Info-Box, ставший символом перехода от индустриальной эры к информационной. Чувствуете ли вы подобное изменение?
Т. Ш.: — Не думаю, что это как-то серьезно коснулось архитектуры.
К. Д.: — Влияние информационной эры мы понимаем не как включение в проект дополнительных элементов вроде экранов или табло с бегущей строкой. Здания сами должны уметь говорить, рассказывать о себе, что важно для корпоративного стиля многих компаний.
Т. Ш.: — Люди должны чувствовать взаимосвязь друг с другом и с самим зданием. Я бы назвал это неформальным обменом смыслами.
Действительно, вы построили немало офисных комплексов для крупных фирм. Каким образом вы выражаете их корпоративный дух?
Т. Ш.: — Например, фасад рекламного агентства J. Walter Thompson фактически является одной большой витриной, присоединенной к основному зданию. Мы использовали стекло, которое применяется для подобных целей в обычных магазинах. Теперь работники агентства используют “витрину” по прямому назначению. Как только они начали рекламную кампанию нового “Ягуара”, в витрине появился большой плакат с этим автомобилем. На Новый год они расставляют здесь елки. К тому же стеклянный фасад защищает офис от уличного шума и служит буфером холодному воздуху и жарким солнечным лучам.
Для компании “Браун” мы решили сделать проект, в основе которого лежала бы очень простая идея, а само здание должно было стать высокотехнологичным. Эта фирма хорошо известна своим инновационным подходом к дизайну. Мы разработали специальную конструкцию потолков и фасадов с оконной системой, способной реагировать на изменения погоды, поддерживая хорошие условия внутри помещений и снижая расходы на коммунальные услуги. В здании нет даже радиаторов, в нем всегда комфортная температура, даже если на улице мороз или жара.
Ваш самый крупный проект — комплексная застройка района Вестхафен во Франкфурте, реализация которого уже близится к завершению. Насколько я понимаю, планировочной основой проекта стала река Майн?
Т. Ш.: — Долгое время Майн отвергалась как элемент городского ландшафта и использовалась только для судоходства. В середине XX века вдоль реки появились набережные, парки, связанные друг с другом в небольшие районы, одним из которых стал Вестхафен (Западный порт). Он уже давно не используется по назначению и хотя расположен всего в километре от центра Франкфурта, со временем потерял былую значимость для жителей Франкфурта. Власти решили возродить эту территорию и провести ее комплексную застройку жилыми и офисными зданиями.
В этом месте сходятся три зоны — каменная набережная, парк и жилые постройки. Мы посчитали, что между ними должно быть некое связующее начало, и так же, как в традиционном японском саду, предложили поставить здесь три символа. Ими стали башня в форме цилиндра, дом-мост и треугольное в плане офисное здание, формой напоминающее корабль и фланкирующее ряд жилых домов. Объемы образовали своеобразную входную группу.
Три постройки так не похожи друг на друга. С чем это связано?
Т. Ш.: — Цилиндрическая форма самой высокой из них — напоминание о старинных городских башнях, предваряющих въезды в город. Однако внутри башни скрывается прямоугольная форма, более подходящая для офисного пространства. Преимущество расположения “квадрата в круге” в том, что между фасадом и внутренним объемом расположены четырехэтажные оранжереи, используемые для естественной вентиляции помещения. Здесь же находятся пандусы и лестницы.
Окна на фасаде могут автоматически открываться — есть различные “сценарии” для соответствующей погоды. Эта система обеспечивает постоянную комфортную атмосферу внутри здания. Если нет дождя или сильного ветра, окно можно открыть и самому, причем, если погода ухудшится, оно автоматически захлопнется. Кстати, еще мы использовали особую систему резервуаров с речной водой для охлаждения зданий в летнее время и обогрева зимой.
Энергосберегающие технологии сегодня становятся все более популярными. Они действительно необходимы или это просто дань моде?
Т. Ш.: — В случае с башней описанный прием избавляет здание от дорогостоящих систем кондиционирования и принудительной вентиляции. К тому же треугольные окна очень необычно выглядят на фасаде.
Все это удорожает проект. Как вы объясняете клиенту необходимость использования подобных технологий? Сколько времени должно пройти, чтобы девелопер окупил свои затраты, экономя на эксплуатации зданий?
Т. Ш.: — В Германии — от 10 до 15 лет. Конечно, многое зависит от стоимости электроэнергии и иных коммунальных платежей.
К. Д.: — Для девелоперов все упирается в экономический интерес. Им важно сдать офисные помещения как можно дороже, а участники тендеров на аренду заинтересованы в низких коммунальных расходах. Вообще, сегодня в Европе расходы на эксплуатацию рассчитывают так же тщательно, как и суммы, затраченные на само строительство. Экологические нормы становятся все жестче и жестче.
Форма башни подразумевает использование очень дорогого гнутого стекла…
Т. Ш.: — Именно поэтому мы решили использовать обычное стекло, но треугольной формы — это существенно удешевило проект. Поверхность фасада получилась довольно оригинальной, мы назвали ее “змеиной кожей”. В башне отражается город, небо, река — получаются интересные визуальные эффекты. К тому же горожане называют здание “самым большим бокалом для сидра” — действительно, оно напоминает традиционный стакан для этого напитка. Мы даже и не думали о подобной ассоциации, но она еще раз доказывает, что форма подходит месту.
А чем определена необычная ребристая структура жилых зданий?
Т. Ш.: — За линией жилых домов находится электростанция, соседство с которой, как вы понимаете, не очень нравится потенциальным покупателям дорогих квартир. Поэтому окна в домах расположены “елочкой” и обращены в сторону реки, что и определило форму построек. Из-за плохого грунта гаражи нельзя было устроить под землей, поэтому мы их разместили между жилыми домами и электростанцией — получился дополнительный буфер.
Неужели нашлось много желающих жить рядом с электростанцией?
К. Д.: — Знаете, более половины квартир уже сданы. Однако рядом с нашей башней расположено обычное офисное здание, которое практически полностью пустует. Думаю, что с помощью архитектуры нам удалось привлечь клиентов в этот район.
Почему один из этих домов вы назвали “мостом”?
Т. Ш.: — Не только из-за его внешнего вида — дело в структуре здания. Здесь очень плохой грунт, и есть только две точки, на которых можно установить опоры, поэтому постройка структурна и является мостом.
К. Д.: — Кстати, подобный подход мы использовали и при реконструкции офисного здания на Юнгхофштрассе во Франкфурте. Заказчик предложил реконструировать это невысокое сооружение с внутренним двором. Его построили после войны, несущие конструкции очень слабы и не в состоянии удерживать вес дополнительных перекрытий. При этом постройку окружают небоскребы, с которых открывается довольно неприглядный вид на ее крышу. Мы решили сделать “пятый фасад”, другими словами, новую кровлю. Получившаяся структура “работает” наподобие моста — своды держат несколько арок, опоры которых находятся на разных углах здания. Получились очень интересные интерьеры и видовые точки из внутреннего двора.
Внутренние дворы стали одной из составляющих многих ваших проектов. Зачастую они принимают весьма необычные формы…
Т. Ш.: — Нам просто не хочется, чтобы из двора вы видели только работающих людей. Например, здание Eurohypo в плане похоже на два пересекающихся зигзага. Из-за такой неординарной формы внутренние дворы не изолированы от улицы, и в комбинации с прозрачными двухуровневыми зимними садами они формируют хорошие видовые точки. Обычно мы закладываем в проект и то, что увидят служащие и посетители офиса из своих окон и дворов.
Комплексы зданий, спроектированные вами, часто строятся на контрасте. В частности, стеклянный фасад офисного здания Cubus резко отличается от глухого монолита стены низкоэтажного отеля, соединенного с ним переходом. Зачем понадобилось подобное противопоставление?
Т. Ш.: — Ответ прост: мы старались сделать так, чтобы служащие офисов не могли наблюдать за частной жизнью постояльцев отеля. Но чтобы как-то разнообразить серый бетон, в местах, где были расположены стяжные стержни опалубки, мы вставили стеклянные трубки со светодиодами. Получился необычный эффект — ночью кажется, что на фасаде мерцают звезды, а днем в помещение через них проходят маленькие солнечные лучи.
Офис корпорации KPMG — первое здание с полностью стеклянным фасадом в историческом центре Лейпцига. Насколько сложно согласовывать подобные проекты?
Т. Ш.: — Проект прошел семь комиссий, и практически на каждой приходилось вести серьезные дискуссии. Участок окружен домами постройки рубежа XIX–XX веков, и особенно сложно было согласовать здание с комиссией по охране наследия — они выступали категорически против. Однако сооружение удалось очень хорошо вписать в застройку, которая отражается в полностью стеклянных плоскостях фасада. Теперь комиссии приводят наш проект в пример.
Вы учились у Питера Кука, одного из самых почитаемых архитектурных визионеров. Что можно сказать про его стиль преподавания?
Т. Ш.: — Мы и с Михаэлем считаем Кука лучшим учителем. У него был особенный подход к обучению студентов. Прежде всего он обращал внимание на то, что их интересует, никогда не навязывал свои идеи и всегда поддерживал наши начинания. Это очень профессиональный и правильный подход.
“Поэтический прагматизм” оказался чрезвычайно эффективной стратегией для “Шнайдер+Шумахер”. Однако как этим архитекторам удается быть поэтами и прагматиками одновременно? Думаю, это возможно, если чувствуешь нюансы слога, даже когда нет четкой рифмы, и проектируешь здание, экономящее электроэнергию, даже имея достаточно скромный бюджет. Особенно интересно, когда принципы “поэтического прагматизма” реализуются в градостроительстве, в комплексной застройке района. Тогда простые объемы зданий-символов составляются в композиции, а послания, которые несет каждое из них, складываются в единый текст, и практически любой может его расшифровать. Однако лишь тот, кто проведет долгое время в созерцании построек, поймет их глубинный смысл. Здания по проектам Тила Шнайдера и Михаэля Шумахера идеальны для медитации — как горы или долины. И как горы или долины, они всегда были на своих местах. Подобная архитектура — это градостроительный ландшафтный дизайн, просто, в отличие от сторонников бионических направлений, Шнайдер и Шумахер доводят природные формы до совершенства. Они возвращают город к его первоистокам и делают это спокойно, уверенно, не спеша. Пока их совершенные ландшафты можно встретить только в Германии. Но сейчас эти талантливые архитекторы в расцвете сил и уже реализовали первый крупный градостроительный проект, который стал символом идейной простоты, глубины смысла и совершенства исполнения.