Все публикации Все публикации автора
ВОТ ТАКОЙ БЛИНГ.
Вячеслав Глазычев, ARX №5, 2007
Давно уже пора найти слово, каким можно было бы охарактеризовать тот новый стиль архитектуры, что в последнее время профессиональные журналы предлагают столь навязчиво. Дело в том, что старое словечко «китч» решительно не подходит: в нем есть нечто плюшево-мягкое, взывающее к снисходительной улыбке. Но как отнестись снисходительно к какому-нибудь Кунст-хаузу в австрийском Граце? Авторами проекта этой нелепой округлой формы, из которой в разные стороны торчат световые «фонари», являются Колен Фурнье и Питер Кук, давно известный как критик и соавтор безумного концепта «шагающего города» забытых 70-х годов.
Это не бездарно, это ничему не подражает, но как найти критерий, чтобы ЭТО оценить? Классическое искусствоведение смиренно умолкает. Оно не знает.
Когда Фрэнк Гери соорудил чудо-юдо Музея Гугенхайма в Бильбао, это не вызывало особого изумления. Во-первых, Гери – это типично «диснеевский» архитектор, в свое время привлекший к себе внимание дурацким бетонным биноклем перед скромным офисом в Лос-Анджелесе, а во-вторых, именно такой музей был нужен Бильбао. Город жаждал приобрести надежный магнит для сотен тысяч зевак со всей Европы. Но вот когда за безмерно скучным фасадом банка BZ у Бранденбургских ворот в Берлине обнаруживаешь нечто вроде глотки кита, старательно вылепленной тем же Гери, становится ясно, что ЭТО теперь «носят». Благодаря книге Уильяма Митчелла «Размещение слов», я теперь знаю правильное слово: bling. «Блинг» не означает ничего – это скорее звукоподражание. Это нечто позвякивающее и непременно блестящее. И еще «деконструктивное», но по-особому. Это не та деконструкция, что вызывает уважение. Какая-нибудь Площадь Федерации в австралийском Мельбурне развлекает зрителя множеством выступов и надломов при обработке плоскостей, но непременно сохраняет в основе конструктивное тело сооружения. Она его надламывает и надкусывает, но все же сберегает. Совсем другое дело, когда фирма Alsop ставит в Дюссельдорфе прямоугольную призму офиса, а затем напрочь разрушает плоскость фасада колористической разделкой, отчасти напоминающей живописные композиции Мондриана. Так и названо – Колориум.
Что в самом деле происходит, если солидный, с традицией, торговый дом Selfridge вдруг поручает архитектурной группе Future Systems постройку нового универмага в центре Бирмингема так, что здание более всего походит на раздувшуюся рыбу-луну, покрытую круглой чешуей из алюминиевых дисков? Это ведь тот самый Selfridge, классический ордерный фасад которого на лондонской Оксфорд-стрит сдобрен фигурой Виктории в стиле ар-нуво. Калатрава закручивал телевизионную башню Барселоны в узел, вязал кружево железнодорожного вокзала в Лиссабоне, протянул дуги Моста Европы в Орлеане по сложным траекториям. Это непривычная архитектура, но архитектура. Но вот «пузырь» Поп-сцены в голландской Бреде – вряд ли. А ведь этот пузырь надут с легкой руки Эрика Ван Эгераата, который в других местах той же Голландии решает совсем иные задачи, и решает иначе. Право же, не было никаких оснований для того, чтобы на полуострове, выходящем далеко в акваторию водохранилища Канберры, придать кровле Музея Австралии дикие изломы. Никаких, кроме одного – желания клиента обзавестись зданием-брендом, что для архитектуры небезопасно. Мало идиотской гонки за высоту между небоскребами, которую можно оправдать для наивных 30-х годов прошлого века, но в веке нынешнем не оправдывает ничто, кроме фрейдистских комплексов у султанов на разных широтах и долготах. Теперь нео-поп-арт претендует уже не на то, чтобы создавать монументы среди архитектуры, на фоне архитектуры. Он хочет стать самой архитектурой.
Блинг!
Трудно найти резоны для того, чтобы придать зданию библиотеки в Лондоне (SMC Alsop) форму очень жирной буквы Г, с края подпертой демонстративно чахлыми стойками. Трудно, если не принять во внимание, что дирекции библиотеки важнее зафиксировать здание-бренд, чем создать удобную для чтения атмосферу. Вообще-то в мире совсем не много библиотек, где читателя не клонило бы в сон. Впрочем, как минимум, двум великим самоучкам это удалось. Одним был Кристофер Рен, перекинувший светлый коридор библиотеки в Оксфорде, с удобными нишами, тоже залитыми светом, поверх аркады, связывающей два корпуса университета. Другим – Томас Джефферсон, который без затей приспособил для этой цели форму римского Пантеона, с превосходной кольцевой колоннадой внутри, по второму этажу. Но это было давно, а вот даже Роджерс в том же Оксфорде не сумел справиться со своей библиотекой. Да и в комплексе Национальной библиотеки в Париже, построенном Перро (которого потом обидели в Петербурге, принудив уступить права на проект Мариинской сцены), вроде бы удобно, и вид на сосновую рощу во внутреннем дворе превосходен, но в залах засыпаешь неудержимо. Архитектор, даже мегаломаньяк вроде Ле Корбюзье, конечно же, склонен к яростному самовыражению, но воля заказчика все же сильнее: либо проект останется на бумаге, либо будет так, как того желает клиент.
Только Райту удалось всучить госпоже Гугенхайм залежалый проект гаража с рампой-воронкой, и после небольшой доработки музей был построен – Льюис Мамфорд поперек хора восторгов кисло заметил по этому поводу, что здание идеально подходит только для одной цели: служить музеем работ самого Райта. Сегодня такие штуки не проходят, поскольку на службе клиента – сонм экспертов. Это только кажется, что «звезд» приглашают для того, чтобы потом гордиться правом обладания их творениями. Либо их, как того же Нормана Фостера или Фрэнка Гери, выбирают именно потому, что их манера отвечает неосознанному устремлению корпорации-клиента или города-клиента. Либо для того, чтобы об этом шумели в СМИ, а потом не мытьем, так катаньем принуждают обжимать проект. Или просто его тихо отложат в сторону, как было с тем же Ван Эгераатом в Москве. Впрочем, в Москве пока еще проходят грустные фокусы, вроде нео-«Интуриста». Я потому говорю об этом с относительной уверенностью, что группа Coop Himmelb(l)au, превосходно справившаяся с действительно трудной задачей превращения корпуса старого цилиндрического газгольдера в Вене в студенческое общежитие, вдруг возводит в Дрездене такое здание киноцентра, что расшифровать столкновение объемов и плоскостей невозможно. Конечно, между этими объектами можно уловить некую преемственность манеры компоновки, но в томто и ужас – эксперты, которые подсказывают клиенту выбор архитектурного бюро либо (все реже) готовят конкурсное задание и список международного жюри, знают свое дело. Именно этот подход лежит в основании программ смены коллекций домами одежды или домами электроники, да и всеми прочими торговыми домами.
Блинг!
Это не бездарно, это ничему не подражает, но как найти критерий, чтобы ЭТО оценить? Классическое искусствоведение смиренно умолкает. Оно не знает.
Когда Фрэнк Гери соорудил чудо-юдо Музея Гугенхайма в Бильбао, это не вызывало особого изумления. Во-первых, Гери – это типично «диснеевский» архитектор, в свое время привлекший к себе внимание дурацким бетонным биноклем перед скромным офисом в Лос-Анджелесе, а во-вторых, именно такой музей был нужен Бильбао. Город жаждал приобрести надежный магнит для сотен тысяч зевак со всей Европы. Но вот когда за безмерно скучным фасадом банка BZ у Бранденбургских ворот в Берлине обнаруживаешь нечто вроде глотки кита, старательно вылепленной тем же Гери, становится ясно, что ЭТО теперь «носят». Благодаря книге Уильяма Митчелла «Размещение слов», я теперь знаю правильное слово: bling. «Блинг» не означает ничего – это скорее звукоподражание. Это нечто позвякивающее и непременно блестящее. И еще «деконструктивное», но по-особому. Это не та деконструкция, что вызывает уважение. Какая-нибудь Площадь Федерации в австралийском Мельбурне развлекает зрителя множеством выступов и надломов при обработке плоскостей, но непременно сохраняет в основе конструктивное тело сооружения. Она его надламывает и надкусывает, но все же сберегает. Совсем другое дело, когда фирма Alsop ставит в Дюссельдорфе прямоугольную призму офиса, а затем напрочь разрушает плоскость фасада колористической разделкой, отчасти напоминающей живописные композиции Мондриана. Так и названо – Колориум.
Что в самом деле происходит, если солидный, с традицией, торговый дом Selfridge вдруг поручает архитектурной группе Future Systems постройку нового универмага в центре Бирмингема так, что здание более всего походит на раздувшуюся рыбу-луну, покрытую круглой чешуей из алюминиевых дисков? Это ведь тот самый Selfridge, классический ордерный фасад которого на лондонской Оксфорд-стрит сдобрен фигурой Виктории в стиле ар-нуво. Калатрава закручивал телевизионную башню Барселоны в узел, вязал кружево железнодорожного вокзала в Лиссабоне, протянул дуги Моста Европы в Орлеане по сложным траекториям. Это непривычная архитектура, но архитектура. Но вот «пузырь» Поп-сцены в голландской Бреде – вряд ли. А ведь этот пузырь надут с легкой руки Эрика Ван Эгераата, который в других местах той же Голландии решает совсем иные задачи, и решает иначе. Право же, не было никаких оснований для того, чтобы на полуострове, выходящем далеко в акваторию водохранилища Канберры, придать кровле Музея Австралии дикие изломы. Никаких, кроме одного – желания клиента обзавестись зданием-брендом, что для архитектуры небезопасно. Мало идиотской гонки за высоту между небоскребами, которую можно оправдать для наивных 30-х годов прошлого века, но в веке нынешнем не оправдывает ничто, кроме фрейдистских комплексов у султанов на разных широтах и долготах. Теперь нео-поп-арт претендует уже не на то, чтобы создавать монументы среди архитектуры, на фоне архитектуры. Он хочет стать самой архитектурой.
Блинг!
Трудно найти резоны для того, чтобы придать зданию библиотеки в Лондоне (SMC Alsop) форму очень жирной буквы Г, с края подпертой демонстративно чахлыми стойками. Трудно, если не принять во внимание, что дирекции библиотеки важнее зафиксировать здание-бренд, чем создать удобную для чтения атмосферу. Вообще-то в мире совсем не много библиотек, где читателя не клонило бы в сон. Впрочем, как минимум, двум великим самоучкам это удалось. Одним был Кристофер Рен, перекинувший светлый коридор библиотеки в Оксфорде, с удобными нишами, тоже залитыми светом, поверх аркады, связывающей два корпуса университета. Другим – Томас Джефферсон, который без затей приспособил для этой цели форму римского Пантеона, с превосходной кольцевой колоннадой внутри, по второму этажу. Но это было давно, а вот даже Роджерс в том же Оксфорде не сумел справиться со своей библиотекой. Да и в комплексе Национальной библиотеки в Париже, построенном Перро (которого потом обидели в Петербурге, принудив уступить права на проект Мариинской сцены), вроде бы удобно, и вид на сосновую рощу во внутреннем дворе превосходен, но в залах засыпаешь неудержимо. Архитектор, даже мегаломаньяк вроде Ле Корбюзье, конечно же, склонен к яростному самовыражению, но воля заказчика все же сильнее: либо проект останется на бумаге, либо будет так, как того желает клиент.
Только Райту удалось всучить госпоже Гугенхайм залежалый проект гаража с рампой-воронкой, и после небольшой доработки музей был построен – Льюис Мамфорд поперек хора восторгов кисло заметил по этому поводу, что здание идеально подходит только для одной цели: служить музеем работ самого Райта. Сегодня такие штуки не проходят, поскольку на службе клиента – сонм экспертов. Это только кажется, что «звезд» приглашают для того, чтобы потом гордиться правом обладания их творениями. Либо их, как того же Нормана Фостера или Фрэнка Гери, выбирают именно потому, что их манера отвечает неосознанному устремлению корпорации-клиента или города-клиента. Либо для того, чтобы об этом шумели в СМИ, а потом не мытьем, так катаньем принуждают обжимать проект. Или просто его тихо отложат в сторону, как было с тем же Ван Эгераатом в Москве. Впрочем, в Москве пока еще проходят грустные фокусы, вроде нео-«Интуриста». Я потому говорю об этом с относительной уверенностью, что группа Coop Himmelb(l)au, превосходно справившаяся с действительно трудной задачей превращения корпуса старого цилиндрического газгольдера в Вене в студенческое общежитие, вдруг возводит в Дрездене такое здание киноцентра, что расшифровать столкновение объемов и плоскостей невозможно. Конечно, между этими объектами можно уловить некую преемственность манеры компоновки, но в томто и ужас – эксперты, которые подсказывают клиенту выбор архитектурного бюро либо (все реже) готовят конкурсное задание и список международного жюри, знают свое дело. Именно этот подход лежит в основании программ смены коллекций домами одежды или домами электроники, да и всеми прочими торговыми домами.
Блинг!
