Все публикации Все публикации автора
ГРАДОСТРОИТЕЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ.
Вячеслав Глазычев, ARX №01, 2007
Называя вещи своими именами, следует сказать прямо: российские города предстоит строить заново – за исключением памятников истории, которым нужна в основном реконструкция с элементами реставрации, а иногда и полная реставрация, все остальное на три четверти годится
единственно на бутовый камень.
Среди множества препятствий на пути решения этой задачи есть одно, на которое долго не обращали внимания. Это отсутствие профессионалов, которых на Западе называют urban planners, что, с легкой руки Владимира Семенова, переведшего книгу Эбенизера Говарда о городах-садах задолго до того, как в 1930 году он стал главным архитектором Москвы, очень неточно назвали градостроителями. Неточно назвали и совершенно ошибочно приписали к цеху архитектуры, тогда как от Говарда и до наших дней речь идет о планировании развития городов, что требует множества компетенций, среди которых некоторое понимание архитектуры и ее эволюции занимает не самую важную долю. На первое место выдвигается понимание экономики и политики, движущих трансформацией городов; социальной природы устройства городской жизни и социокультурных правил поведения различных групп горожан; оптимизации технических инфраструктур, включая транспортные коммуникации; экологических рисков и прочее. Кстати, наиболее содержательные работы о городах в России были написаны инженерами-универсалами начала ХХ века – Озеровым и Велиховым, да и сам Семенов не зря учился городскому делу в Великобритании, где возникла первая в мире кафедра городского планирования, и кое-что успел передать своим ученикам уже в советское время. В годы первой пятилетки городское планирование вели совместно советские, германские и американские профессионалы, и в это дело был вложен огромный интеллектуальный ресурс, включая работу Вернадского, Александрова, Охитовича, Гинзбурга и других.
Многое из этого капитала было в 1930-е годы перевезено за океан, где укоренилось в форме крупномасштабного территориального планирования. Расщепив единое планирование по отраслям, сталинское время свело представление о городе к модели своего рода агломерации слобод при заводах (Сталинград – идеальный пример), тогда как архитектору отвели роль декоратора парадных пространств. Экономику отменили, социологию назвали буржуазной лженаукой, и теперь ничто не препятствовало тому, чтобы объявить советское градостроительство лучшим в мире, а ведомственного начальника определить как главного градостроителя. Я еще застал обсуждения у такого начальника (Николай Баранов, глава почившего Госгражданстроя), когда тот самолично корректировал форму любого города, назначая локализацию театра и трассировку магистралей. Конечно, в живой практике проектных институтов взаимодействие с инженерами, историками, а то и ботаниками происходило, но заранее было известно, что генеральный план в конечном счете будет принят, а затем убран в сейф, а реальная работа пойдет в логике разбивки крупных жилых массивов, тогда как общественные здания будут строиться десятилетиями. Лучшим, что удалось сделать, стали города Средмаша, могущественного и богатого атомного монстра. Их и впрямь строили по генплану, а их облик поначалу определялся вкусом главных ядерщиков, которые были воспитаны теми физиками, кто учился еще в Англии, у Резерфорда, и на всю жизнь сохранил представление о комфортной городской жизни…
Десяток постсоветских лет генеральные планы не разрабатывались вообще. Москва – особый случай, но и здесь одни планировочные картинки задним числом оправдывают частные решения по случаю, то есть по воле городского начальства, а другие служат весьма эффектной декорацией кабинетов. Санкт-Петербург – тоже особый случай, но и здесь никак не завершат генеральный план. Профессионалы-практики в большинстве разбежались. Кафедры градостроительного проектирования исправно учат рисовать планировки: без опоры на какое-либо иное знание, кроме историко-художественного. И вот ситуация. С одной стороны, нарастает спрос на городское планирование – теперь уже со стороны крупных девелоперов, готовых к тому, чтобы перейти от набившей оскомину точечной застройки, или пломбирования городской среды, к работе с массивами в живом контексте. Но этот спрос не обеспечен ни их собственным пониманием urban planning, ни экспертами – за отсутствием таковых на здешнем рынке, тогда как наемные западные в российской действительности ощущают себя как дети в лесу.
С другой стороны – городские администраторы, не имеющие ни малейшего представления о природе городского планирования, в результате чего наблюдается нагромождение одной беды на другую, и идет поступательное ухудшение качества городской среды. Всеми ощутимый транспортный коллапс – это лишь наиболее очевидное следствие внесистемной и бурной деятельности. Шарнира между ними нет. Сконструировать такой шарнир между спросом и правилами игры – вот задача на ближайшие годы. Это означает создание института заново. Более того, представить себе полномерный вуз, способный выпустить в мир готового планировщика, сегодня невозможно. Такую систему, при самых благоприятных условиях, можно отстроить лет за пятнадцать, тогда как первичный комплекс необходимых компетенций нужен сегодня.
Единственный выход в том, чтобы опереться на, увы, считанные единицы тех, кто еще способен учить городскому планированию, набрать для учебы тех, кто уже имеет за плечами высшее образование, кто уже погружен в практику девелопмента либо городского или регионального управления, и пропустить этих амбициозных молодых людей через мельницу интенсивнейшей подготовки – как раньше говаривали, без отрыва от производства. Задача непростая, но из класса решаемых. Речь, таким образом, идет о магистратуре, сразу же вписанной в принятую в мире систему подготовки МРА (Master of Public Administration), что является корректным аналогом более широко у нас известной МВА.
О магистратуре, где короткие сессии очень интенсивной работы в классах чередуются с выполнением учебных проектов, вписанных в живую практику студентов на местах их работы, при дистантном персональном сопровождении со стороны преподавателя-тьютора. Изготовить и запустить такую учебную машину в рамках существующих вузов как бы родственного профиля не представляется возможным – в старых стенах не преодолеть рутинную трактовку города как формы, известной по старым образцам (иметь внятное представление о них и о социальных рисунках, их порождавших, разумеется, нужно). Значит, надо, не затрачивая усилий на возведение новых стен, что долго и муторно, найти бизнес-школу, которая сочтет для себя разумным дать место для нового учебного гнезда. Задача решаемая. Конечно же, нужная нам магистратура не должна надеяться на казенное финансирование – дешевой она быть не может, тем более что солидную часть ее профессуры следует вербовать за границей. Ядро российских преподавателей уже есть, политическая поддержка ответственных государственных структур тоже есть, контакты с заинтересованными зарубежными специалистами наличествуют, технологии дистантной поддержки учебного процесса и нужное «железо» имеется. Осталось понять, есть ли уже кандидаты.
Среди множества препятствий на пути решения этой задачи есть одно, на которое долго не обращали внимания. Это отсутствие профессионалов, которых на Западе называют urban planners, что, с легкой руки Владимира Семенова, переведшего книгу Эбенизера Говарда о городах-садах задолго до того, как в 1930 году он стал главным архитектором Москвы, очень неточно назвали градостроителями. Неточно назвали и совершенно ошибочно приписали к цеху архитектуры, тогда как от Говарда и до наших дней речь идет о планировании развития городов, что требует множества компетенций, среди которых некоторое понимание архитектуры и ее эволюции занимает не самую важную долю. На первое место выдвигается понимание экономики и политики, движущих трансформацией городов; социальной природы устройства городской жизни и социокультурных правил поведения различных групп горожан; оптимизации технических инфраструктур, включая транспортные коммуникации; экологических рисков и прочее. Кстати, наиболее содержательные работы о городах в России были написаны инженерами-универсалами начала ХХ века – Озеровым и Велиховым, да и сам Семенов не зря учился городскому делу в Великобритании, где возникла первая в мире кафедра городского планирования, и кое-что успел передать своим ученикам уже в советское время. В годы первой пятилетки городское планирование вели совместно советские, германские и американские профессионалы, и в это дело был вложен огромный интеллектуальный ресурс, включая работу Вернадского, Александрова, Охитовича, Гинзбурга и других.
Многое из этого капитала было в 1930-е годы перевезено за океан, где укоренилось в форме крупномасштабного территориального планирования. Расщепив единое планирование по отраслям, сталинское время свело представление о городе к модели своего рода агломерации слобод при заводах (Сталинград – идеальный пример), тогда как архитектору отвели роль декоратора парадных пространств. Экономику отменили, социологию назвали буржуазной лженаукой, и теперь ничто не препятствовало тому, чтобы объявить советское градостроительство лучшим в мире, а ведомственного начальника определить как главного градостроителя. Я еще застал обсуждения у такого начальника (Николай Баранов, глава почившего Госгражданстроя), когда тот самолично корректировал форму любого города, назначая локализацию театра и трассировку магистралей. Конечно, в живой практике проектных институтов взаимодействие с инженерами, историками, а то и ботаниками происходило, но заранее было известно, что генеральный план в конечном счете будет принят, а затем убран в сейф, а реальная работа пойдет в логике разбивки крупных жилых массивов, тогда как общественные здания будут строиться десятилетиями. Лучшим, что удалось сделать, стали города Средмаша, могущественного и богатого атомного монстра. Их и впрямь строили по генплану, а их облик поначалу определялся вкусом главных ядерщиков, которые были воспитаны теми физиками, кто учился еще в Англии, у Резерфорда, и на всю жизнь сохранил представление о комфортной городской жизни…
Десяток постсоветских лет генеральные планы не разрабатывались вообще. Москва – особый случай, но и здесь одни планировочные картинки задним числом оправдывают частные решения по случаю, то есть по воле городского начальства, а другие служат весьма эффектной декорацией кабинетов. Санкт-Петербург – тоже особый случай, но и здесь никак не завершат генеральный план. Профессионалы-практики в большинстве разбежались. Кафедры градостроительного проектирования исправно учат рисовать планировки: без опоры на какое-либо иное знание, кроме историко-художественного. И вот ситуация. С одной стороны, нарастает спрос на городское планирование – теперь уже со стороны крупных девелоперов, готовых к тому, чтобы перейти от набившей оскомину точечной застройки, или пломбирования городской среды, к работе с массивами в живом контексте. Но этот спрос не обеспечен ни их собственным пониманием urban planning, ни экспертами – за отсутствием таковых на здешнем рынке, тогда как наемные западные в российской действительности ощущают себя как дети в лесу.
С другой стороны – городские администраторы, не имеющие ни малейшего представления о природе городского планирования, в результате чего наблюдается нагромождение одной беды на другую, и идет поступательное ухудшение качества городской среды. Всеми ощутимый транспортный коллапс – это лишь наиболее очевидное следствие внесистемной и бурной деятельности. Шарнира между ними нет. Сконструировать такой шарнир между спросом и правилами игры – вот задача на ближайшие годы. Это означает создание института заново. Более того, представить себе полномерный вуз, способный выпустить в мир готового планировщика, сегодня невозможно. Такую систему, при самых благоприятных условиях, можно отстроить лет за пятнадцать, тогда как первичный комплекс необходимых компетенций нужен сегодня.
Единственный выход в том, чтобы опереться на, увы, считанные единицы тех, кто еще способен учить городскому планированию, набрать для учебы тех, кто уже имеет за плечами высшее образование, кто уже погружен в практику девелопмента либо городского или регионального управления, и пропустить этих амбициозных молодых людей через мельницу интенсивнейшей подготовки – как раньше говаривали, без отрыва от производства. Задача непростая, но из класса решаемых. Речь, таким образом, идет о магистратуре, сразу же вписанной в принятую в мире систему подготовки МРА (Master of Public Administration), что является корректным аналогом более широко у нас известной МВА.
О магистратуре, где короткие сессии очень интенсивной работы в классах чередуются с выполнением учебных проектов, вписанных в живую практику студентов на местах их работы, при дистантном персональном сопровождении со стороны преподавателя-тьютора. Изготовить и запустить такую учебную машину в рамках существующих вузов как бы родственного профиля не представляется возможным – в старых стенах не преодолеть рутинную трактовку города как формы, известной по старым образцам (иметь внятное представление о них и о социальных рисунках, их порождавших, разумеется, нужно). Значит, надо, не затрачивая усилий на возведение новых стен, что долго и муторно, найти бизнес-школу, которая сочтет для себя разумным дать место для нового учебного гнезда. Задача решаемая. Конечно же, нужная нам магистратура не должна надеяться на казенное финансирование – дешевой она быть не может, тем более что солидную часть ее профессуры следует вербовать за границей. Ядро российских преподавателей уже есть, политическая поддержка ответственных государственных структур тоже есть, контакты с заинтересованными зарубежными специалистами наличествуют, технологии дистантной поддержки учебного процесса и нужное «железо» имеется. Осталось понять, есть ли уже кандидаты.